ЛОС-АНДЖЕЛЕССКАЯ ШКОЛА "ДИНАМО" БУДЕТ ЛУЧШЕЙ В АМЕРИКЕ!

Их немного - бывших советских футболистов, после окончания карьеры перебравшихся жить в США. В Нью-Йорке обосновался экс-киевлянин Виктор Каневский, в Лос-Анджелесе - ереванец Левон Иштоян. Там же уже 6 лет живет и бывший игрок киевского и московского "Динамо", капитан молодежной и юниорской сборных СССР, дважды выигравших чемпионаты Европы, чемпион Союза 1980 и 1981 годов Александр Хапсалис.

Оказавшись в Лос-Анджелесе, я просто не мог, не имел права упустить возможность встретиться с этим человеком захватывающей и неординарной судьбы. Отнявшие не одну неделю поиски номера его телефона того стоили. 40-летний Хапсалис словно ждал человека, которому можно было бы излить душу без всяких купюр, именуемых "не для печати", - Александр подчеркнул, что все, о чем он рассказал, может быть опубликовано в газете.

 

 

Я ЛЕТЕЛ В КИЕВ В ПАРИКЕ И ШАПКЕ-УШАНКЕ

 

-Как получилось, что вы, прожив все детство в глубокой казахской провинции, 17-летним юношей оказались в самом киевском "Динамо"?

- Действительно, я родился и до 16 лет жил в деревне километрах в 20 от Алма-Аты, по национальности я грек, и моих родителей , как и многих других "инородцев", в сталинские времена сослали в Казахстан из Одесской области. Рос, занимался футболом, и в 16 лет меня взяли в "Кайрат". Там, сыграв за дубль матчей 12, я попал в "основу". Затем и в юношескую сборную страны. Спустя год на международном турнире в Ташкенте, где я стал лучшим бомбардиром и был признан сильнейшим нападающим, ко мне подошел тренер киевского "Динамо" Михаил Коман и сказал, что меня хочет посмотреть Лобановский. Я чуть с ума не сошел - во-первых, болел за Киев всю сознательную жизнь, а во-вторых, это был 1975-й год, и "Динамо" только что взяло Суперкубок! Разумеется, никаких гарантий мне не давалось, но сомнений у меня не было: такой счастливый билет раз в жизни выпадает. Однако просто взять и полететь в Киев я в тот момент не мог. Были проблемы.

 

-Из "Кайрата" не хотели отпускать?

- Приближался призывной возраст, и в Алма-Ате понимали, что все равно меня заберут. За мной стали активно охотиться те, кто имел возможность брать игроков, не церемонясь. В общем, из ЦСКА за мной приезжали с нарядом. Но я этого ждал и вел себя с большой осторожностью, как-то шел домой и в окно увидел свою бабушку, которая энергично махала руками: беги, мол, отсюда куда подальше, тебя здесь ждут. Я ночевал то у друзей, то у родственников, то вообще на улице.

В этот момент и поступило предложение из Киева. Но армейские товарищи "пасли" меня везде и все время. Так что киевлянам, чтобы увезти меня из Алма-Аты, пришлось провести целую тайную операцию. Я летел под другой фамилией, в парике, даже в шапке-ушанке. Слава Богу, не попался.

 

 

ДО СИХ ПОР БОГОТВОРЮ ЛОБАНОВСКОГО

 

-Приехав в Киев, вы попали, надо полагать, в дубль?

- Разумеется. Ничего другого я и не ожидал, прекрасно понимая, что при всех своих данных не имею школы и отстаю от сверстников технически и тактически. Так что надо было учиться. Но уже в 76-м, когда проводились отдельные весенний и осенний чемпионаты, осенью мне удалось сыграть в "основе". Все звезды уехали на Олимпиаду в Монреаль, и в первенстве выступал дубль. Даже в таком составе мы заняли бы третье место, но с нас сняли два очка за то, что в победном матче против тбилисского "Динамо" за нас играл незаявленный вратарь "Спартака" Александр Прохоров. Этих очков и не хватило, чтобы стать призерами. В следующем году, когда "Динамо" вновь стало чемпионом, нас - Бессонова, Бережного, Лозинского и меня - потихоньку стали подпускать к "основе". А с 78-го я стал постоянным ее игроком.

-В 76-м вы были свидетелем конфликта тренеров и игроков "Динамо", когда Базилевичу пришлось уйти, а Лобановский с трудом удержался на своем посту?

- Да, все молодые тоже на том собрании сидели. Лобановский дал высказаться всем, потом выступил сам, а затем встал второй секретарь ЦК компартии Украины Погребняк. И сказал, как отрезал: "Я выгоню вас всех, но Лобановский останется". Мне кажется, что аргументов у игроков тогда было недостаточно. Жертвой стал Базилевич, потому что кто-то один должен был уйти. Иначе снять напряженность не удалось бы.

 

-А как лично вы относитесь к Лобановскому?

- Я и по сей день боготворю его, несмотря на то, что ушел из "Динамо" именно после конфликта с ним. Считаю, что должен сказать ему спасибо за мое не только футбольное, но и человеческое становление. Даже во время самых сложных выездов, в том числе за границу, он нас водил в театры и музеи - товстоноговский БДТ в Ленинграде, Музей мадам Тюссо в Лондоне, "Прадо" в Мадриде. Запрещал приезжать на сборы без книг, даже ходил по комнатам и проверял, все ли читают. Сам он - начитаннейший человек, может ответить на любой вопрос. Считал, что мы обязаны уметь держаться перед большой аудиторией. Каждый из игроков был, что называется, приписан к каким-то предприятиям и вузам, и каждую неделю мы ездили туда и выступали. Я бывал в Киевском университете, политехническом институте, школе милиции. То, что сейчас я могу часами свободно говорить даже перед телекамерой, - заслуга Лобановского.

 

-Многие придерживаются мнения, что Лобановский - диктатор...

- Та дисциплина, к которой он нас приучал, шла нам только на пользу. Жесткий человек - да. Если нас видели после 8 вечера в баре или ресторане, то в первый раз наказывали деньгами, во второй - отправляли в армию для прочистки мозгов, как Михайличенко или Пасечника. Это навсегда отбивало охоту заниматься чем-то подобным. И сам Лобановский был для нас примером. Если других тренеров я видел выпившими, то его за 7 лет моего пребывания в команде - никогда. И знали вроде, что где-то начальство собирается и поддает, но каждое утро появлялся Валерий Васильевич свежий, пахнущий хорошим одеколоном, - и бежал с нами кросс. Тренер и должен быть таким.

И за многое другое, связанное с дисциплиной, я Лобановскому благодарен. До сих пор не могу начать день, не застелив постель, душ принимаю по шесть раз в сутки, ежедневно вручную стираю майки, носки и трусы. Всему этому меня в 19 лет научил тренер, и теперь это у меня в крови. Ведь в Киеве за незаправленную кровать во время зарядки могли голову оторвать... Поэтому сейчас для моих мальчишек нет большего преступления, чем бросить какую-то бумажку в парке, где мы тренируемся, или не почистить зубы, или прийти лохматым на занятие - не пускаю. Как и тех, кто в предыдущий день принял душ меньше трех раз. А если четыре - премирую...

 

-Любимчики у Лобановского были?

- Нет, нет и еще раз нет. И группировок никаких не было. Лобановский не допускал, чтобы кто-то говорил о ком-то за глаза. Входит в кинозал и вдруг говорит: "Хапсалис, скажи Блохину в лицо то, что ты о нем думаешь". Так нас отучали от интриг и закулисных дел. Это был потрясающий коллектив. Если мы проигрывали, то тем же вечером в квартире у меня или у Толи Демьяненко собирались по 15 человек и часами обсуждали причины поражения. Больше я такого нигде и никогда не видел.

Я в лицо рассмеюсь тому человеку, который скажет, что Лобановский губил людей. Наоборот, он их воспитывал, делал личностями. И порядочнейшим образом к нам ко всем относился - не было ни одного случая, чтобы он не выполнил данного обещания. Вроде в работе жесткий - а о людях заботился потрясающе. Получает, скажем, игрок квартиру, через пару дней к нему заявляется Лобановский и видит, что игрок спит на полу. "Это почему еще?" - спрашивает. "Мебель пока не купили". - "Ну-ка, дай сюда телефон". "Еще не поставили". На следующий день футболисту ставили телефон, привозили мебель, собирали ее - часто лично Лобановский платил, чтобы все это вовремя было сделано. Он любил повторять, что игрок должен тренироваться и играть, а быт - это не его забота.

 

-Был какой-нибудь момент, когда он вас поразил как тренер?

- Был. Кажется, в 81-м молодежная сборная Союза, где я капитанил, выиграла чемпионат Европы. Мы приехали прямо к игре "Динамо", уверенные, готовые - а тренер нам говорит, что мы сегодня не выйдем на поле, потому что еще не отошли от сборной. Я внутри был вне себя от возмущения. На следующую игру - с московским "Динамо" - Лобановский нас ставит, а мне еще говорит, что я забью решающий гол. И что же? Жесткая, тяжелая игра, 2:2. За 7 минут до конца Леня Буряк подает угловой, и я из-за штрафной "щекой" бью в дальнюю "девятку"! После этого гола мы официально стали чемпионами страны. Вот это было чутье!..

 

- С Лобановским можно было пошутить, разыграть его?

- Лучше было не рисковать. Вообще, если он начинал делать игроку замечания, а тот по неопытности говорил: "А я думаю...", то Лобановский удивленно вскидывал брови и восклицал: "Тебе не надо думать! Я за тебя думаю! Тебе играть надо!" Он быстро и жестко давал понять, кто - игрок, а кто - главный тренер.

 

-Ладно, над тренером никто не шутил, а как внутри команды с юмором было?

- О, это песня! Футболисты - это вообще народ такой, что любому розыгрышу поверишь, как я в "Кайрате" в 16 лет. А по Киеву запомнилась такая история. Был у нас доктор невыездной, но однажды его все-таки выпустили в Англию. В первый раз. И мы решили это дело отметить. Обедаем, и кто-то ему говорит: "Док, что-то у нас борщ сегодня несвежий". Он бросается на кухню проверять. В это время мы бросаем в его полную тарелку заранее купленные искусственные уши, глаза, пальцы. Доктор возвращается: что вы, мол, несете, прекрасный борщ! И зачерпывает первую ложку. Все замирают. Надо было видеть лицо этого человека. Он побелел. В эту секунду он был уверен, что последний день работает в киевском "Динамо". Тут со всех сторон раздался такой гомерический хохот, что чуть стены не рухнули. Пару дней после того он ни с кем не разговаривал...

Я вспоминаю годы в Киеве, как самое светлое, чистое и по-настоящему футбольное время моей жизни. Какую же чудовищную я совершил ошибку, уйдя из "Динамо"!

 

 

КГБ ПЫТАЛСЯ СДЕЛАТЬ МЕНЯ СВОИМ АГЕНТОМ

 

-В вашей киевской биографии были моменты, о которых вам тяжело вспоминать?

- Были. После одного из таких моментов я дал себе слово, что никогда не вступлю в КПСС, и слово это сдержал, хоть и был одно время комсоргом команды. А история такая. Когда мне было 18 лет и мы с "Динамо" поехали в Грецию, я мог подписать миллионный контракт с "Панатинаикосом". Греческий вербовщик принес в гостиницу уже готовый контракт, мне оставалось только его подписать и остаться на родине предков. Я этого не сделал - понимал, что в Казахстане отцу-коммунисту после такого голову оторвут. Но кто-то об этом предложении пронюхал, настучал куда следует, что я потенциальный невозвращенец. Вскоре была поездка в Турцию, перед которой мы ночевали на базе. Лобановский до утра ждал моих документов, но так и не дождался. И на два года я стал невыездным.

Потом начались таинственные предрассветные вызовы в гостиницы "Славутич" и "Днепр", где сотрудники КГБ часами меня доставали вопросами, как я дошел до жизни такой, с кем, когда и по какому поводу я встречался, и так далее. Хорошо, что были у меня в этой организации друзья, которые учили, что и где надо говорить. Но в конце концов меня заставили подписать бумагу - я, мол, рожденный в духе коммунистических идей, клянусь и обязуюсь никогда не предавать свою родину. После этого меня оставили в покое, правда, предварительно предложив стать... стукачом и незаметно подсовывать микрофоны размером с мизинец нашему врачу Малюте. Я, еле сдерживаясь, ответил: "Ребята, поищите для таких дел кого-нибудь другого". От меня отстали, даже великодушно за границу разрешили выезжать, но на душе остался очень горький осадок. Кстати, когда я уже играл в московском "Динамо", меня опять не выпустили на матч Кубка УЕФА с греческой "Ларисой"...

 

-Вы говорили, что печальных воспоминаний, связанных с Киевом, у вас несколько?

- В 80-м, кажется, мы играли в еврокубке с болгарским "Левски-Спартак". На выезде ничья - 0:0. А дома у меня получалось все, я разрывал их защиту в одиночку - бывают такие дни. За первые двадцать минут забил гол и отдал на пустые ворота пас Блохину. А на 45-й минуте произошло то, что я буду вспоминать всю жизнь. Мы подавали угловой, и я должен был замыкать дальнюю штангу. Какой-то болгарский деятель, дабы этого не допустить, трижды ударил мне локтем в лицо. Два раза я стерпел, а на третий я не выдержал и замахнулся на соперника. Судья свистнул, подбежал к болгарину и показал ему красную карточку. Все зааплодировали. И тут он развернулся ко мне - и тоже красную!

Во втором тайме, хоть и играли 10 на 10, игра совершенно разладилась. Вдрызг разругались Блохин с Веремеевым - в общем, настроение было скверное. Но счет удерживали. Был жуткий туман. На 69-й минуте кто-то из болгар ударил метров с 45, Роменский уверенно махнул рукой, что мяч идет выше ворот, - а он взял и опустился ему за шиворот в сетку. И мы вылетели из еврокубка. Лобановский меня разнес, сказал, что я должен был тот матч выиграть, а в итоге - проиграл. Обидно было, но я понимал - тренер прав. Я никогда того дня не забуду.

 

-А третий киевский эпизод, о котором вам больно говорить, - это, видимо, уход из команды?

- Да, и этот уход по большому счету поставил крест на моей большой футбольной карьере. То, что было в московском "Динамо", - это уже не футбол, в моем, во всяком случае, понимании. Одной ошибкой я сломал себе все, к чему стремился.

Я уже чувствовал, насколько за несколько лет выросли мои мастерство и понимание футбола, что наступает зрелость, и все реальнее перспектива первой сборной. Научился, наконец, делать то, к чему все время призывал меня Пузач, - поворачивать голову перед получением мяча. Порой мне еще не хватало техники и тактического мышления, но в каждой игре я выполнял огромный объем работы, после матчей теряя по 4 - 4,5 кг. Если у кого-то отбирали мяч, всегда бежал на помощь. Так было и в матче второго круга чемпионата 1982 года с Минском. Кто-то из наших в центре потерял мяч. Я побежал подстраховывать, подкатился - но неудачно, атака соперников продолжилась. Этому рывку я отдал все силы и, когда через секунду услышал что-то очень обидное и грубое от Лобановского, столь же резко ответил. Он отреагировал сразу, распорядившись меня заменить. Я даже не дождался замены, ушел с поля, забрал вещи и покинул стадион. Молодой был и горячий, как всякий грек. Решил уйти из команды. Тренировался сам, накручивал круги на стадионе СКА, тестирования себе устраивал... Но - не в команде. Ребята у виска пальцем крутили - что ты делаешь, Хапсик, нельзя же из-за ерунды так кипеть! Лобановский - и тот отпускать не хотел, говорил, что все нормально и надо продолжать работать. Но я в своем ослеплении добрался до председателя совета общества "Динамо", который сказал: "Раз уж надумал уходить, старший лейтенант Хапсалис, так иди в команду своего общества - московское "Динамо". Что я, на свою голову, и сделал.

 

-А как в дальнейшем было с Лобановским?

- Пока я был в московском "Динамо", Валерий Васильевич всегда, когда приезжал в столицу, жил у меня в номере в Новогорске. Может, ему порядок нравился - тот, к которому он же меня и приучил. А может, то, что я, как и он, коллекционировал парфюмерию. В общем, все у нас было замечательно...

 

-Но пути назад не было?

- Я думаю, что мог бы вернуться. Но мне совестно было после этого конфликта идти к Лобановскому и проситься назад. Я сам себе отрезал этот путь. Никто не знает, как все обернулось бы, останься я в Киеве, но скорее всего мне, суждено было бы пережить счастливые минуты в 86-м, когда "Динамо" выиграло Кубок кубков. А как только я оказался в московском "Динамо" и оценил тамошнюю атмосферу, то перестал строить иллюзии относительно своих перспектив. Я понял, что иду вниз. Старался делать свое дело добросовестно, но знал, что в моей жизни больше не будет такой Команды, как в Киеве...

 

 

Я ХОТЕЛ УДАРИТЬ МАЛОФЕЕВА ПРЕСС-ПАПЬЕ

 

-В московском "Динамо", помнится, в те годы была жуткая тренерская чехарда?

- Жуткая - это не то слово. За три года сменилось... девять тренеров. Светлое пятно было одно - Сан Саныч Севидов. Но пришел я, когда старшим был Соловьев Вячеслав Дмитриевич. Красивый мужчина, который не уставал нам повторять, что был когда-то самым привлекательным футболистом и не знал отбоя от поклонниц. Но красивый мужчина - это не профессия. Приходит он на установку и говорит: "Сегодня будем атаковать гуртом". Я спрашиваю: "Вячеслав Дмитриевич, это как - гуртом?" - "Ты невоспитанный, необразованный человек - это образное выражение". "Я все понимаю, но мы же не книги пишем, а в футбол играем. Покажите на макете, как это - гуртом?" Он тогда меня из комнаты выгнал и чуть было вообще не отправил из команды. Из всех остальных тренеров один только Вадим Иванов прекрасно понимал футбол. Но и он надолго не задержался.

 

-"Динамо" тогда плелось в самом хвосте таблицы, а Александру Севидову в 84-м удалось невероятное - вы выиграли Кубок...

- У Сан Саныча, светлая ему память, было невероятное футбольное чутье. Я не назвал бы его великим тренером, но как он чувствовал настроение игроков, как знал, кого и когда надо выпустить на замену!.. Он внушал нам, что мы выиграем тот Кубок, хотя никто в это не верил. Финал-то с лидером и будущим чемпионом "Зенитом" играли. Но это был такой психолог, что мог заставить поверить в достижимость даже самых невероятных целей.

Однако однажды чутье подвело его самого. Он на собрании команды сказал: "Я хочу, чтобы у нас была суперкоманда. Поэтому приглашаю в качестве помощника Эдуарда Васильевича Малофеева. Вы знаете, что это очень талантливый человек". Саша Головня, который играл у Малофеева в Минске, пытался отговорить Севидова от этой затеи, но тщетно - Сан Саныч называл Малофеева другом семьи, своим воспитанником и дорогим ему человеком. А дорогой человек через какое-то время взял и убрал из команды самого Севидова. И помог ему Мозер, который 30 лет крутился вокруг Севидова, а на 31-й год его предал.

 

-Уход Севидова стал для вас неожиданным?

- Нет. Как-то раз произошла вот такая история. Когда я переходил в московское "Динамо", мне пообещали "Волгу" ГАЗ-24. И вот спустя два года моя очередь наконец подошла. Но мне приходит открытка на "Жигули" - "шестерку". Иду к Севидову. Сидит грустный, руками лоб подпирает. "Знаю, - говорит, - сынок, знаю. И сразу же прошу прощения. Если ты меня поймешь, я буду любить тебя, как прежде. Если не поймешь - все равно буду уважать. Но скажу тебе честно - не сегодня, так завтра меня уже не будет здесь, потому что Малофеев и Мозер меня вот-вот уволят. И мой последний шанс получить машину - сейчас". И он взял ту "Волгу", а я ограничился "шестеркой". Я на Сан Саныча нисколько не в обиде, потому что на него невозможно было обидеться. Это был такой души человек, что даже злостным нарушителям режима давал шанс, помогал, лечил.

 

-А какие у Малофеева с игроками отношения были?

- Могу поклясться чем угодно - 70 процентов его ненавидели. И было, за что. Он же стелил мягко, говорил красиво, мог человеку в душу влезть: "Откройся мне, как батюшке в церкви". Вечером мог угощать игрока шампанским, выпить с ним 10 фужеров, а наутро лишить его всех премиальных за последний месяц - за нарушение режима. Тот изумлялся: "Так это ж вы меня угощали!" И получал холодный ответ: "Я так тебя проверял". Вам подобное многие тогдашние динамовцы рассказать могут. Как и о том, что он беспрерывно и прилюдно выпивал, и игрокам приходилось нести его в гостиничный номер. Меня он в таком состоянии почему-то называл Гоцмановым. И переубедить его было невозможно.

Да, это талантливый человек, настоящий энтузиаст футбола. И в 1982 году в Минске он благодаря своей энергии действительно сотворил чудо. Но для того, чтобы быть большим тренером, кроме таланта надо иметь еще и порядочность. Которой в Малофееве нет ни на йоту. Очень показательной стала история моего ухода из "Динамо" в 85-м.

 

-Чем же вы ему не угодили?

- Он ненавидел Лобановского, киевское "Динамо" и все, что с ними связано. А я не скрывал, что продолжаю переживать за эту команду. За это меня и до прихода Малофеева некоторые игроки недолюбливали. Когда они стали обливать киевлян грязью, я не выдерживал: "Зачем, ребята? Если команда сильнее всех, то на нее смотреть и у нее учиться надо, а не гадости говорить". Мне такие настроения в актив не заносились. Однажды, когда играли с киевлянами, в перерыве при счете 0:0 Валера Газзаев обвинил меня в том, что я сплавляю игру. Чуть до драки не дошло. А на последней минуте я прошел по своему правому краю, обыграл, кажется, Демьяненко, навесил - и тот же Газзаев забил единственный гол. Я имел свое мнение, а на поле предпочитал правоту делами доказывать. Хотя в той команде, разбитой на группировки, не имеющей никакой спортивной цели, сделать это было крайне сложно.

Так продолжу о Малофееве. С его приходом антикиевские настроения стали поощряться настолько, что я понял: надолго в этой команде не задержусь. Но способ, которым он решил выжить меня из нее, оказался просто потрясающим. Я тогда разошелся со своей первой женой, и на руках у меня остались два маленьких ребенка. А Малофеев начал писать доносы в Центральный совет "Динамо", будто у меня дома - притон, вечно сшиваются какие-то иностранцы, происходят немыслимые пьянки... Зампред "Динамо", порядочный человек, знавший, что это откровенная ложь, один раз все-таки зашел ко мне и убедился, что я еще не забыл уроки Лобановского по чистоте и порядку. В трехкомнатной квартире не было и пылинки. В отличие от динамовской базы, где в большинстве комнат был такой бардак, за который Лобановский давно бы повыгонял людей из команды. А все "иностранцы" - это мой друг, очень богатый грек, который команде, между прочим, до прихода Малофеева подарил множество костюмов и бутс. В тот момент его обворовали, и он жил у меня. Я спросил зампреда, кто все это пишет. И у того вырвалось: "Я не хочу тебя поссорить с тренером... Ой, я ничего не говорил!" Но было уже поздно. Пулей выскочил из квартиры, вбежал в помещение клуба. Малофеев сидит, ничего не подозревает, простирает объятия: "О, Сашко, дружок мой, как дела?" А я схватил со стола пресс-папье и размахнулся - ей-богу, убить был готов. И тут Мозер мне кричит: "Саша, не надо!" Голос старшего человека меня слега отрезвил, и я опустил пресс-папье рядом с тем местом, где только что сидел Малофеев. Сам тренер, скрючившись, залез под стол и кричал фальцетом, что выгонит меня из команды. Как будто я после такого собирался в ней оставаться. Пришел домой, написал заявление об уходе, разаттестовался из офицерского состава, сказав, что ухожу из футбола и уехал в Киев.

 

-И действительно ушли?

- Полгода не играл. Но потом столкнулся на улице с тренером киевского СКА, выступавшего во второй лиге. Тот попросил помочь, и я не выдержал. Позже была первая лига - никопольский "Колос", вновь вторая - кировоградская "Звезда"... Но потом я сказал себе: хватит по футбольным деревням ездить, возраст такой, что пора определяться в жизни. И поехал ко второй жене в Ленинград.

 

-Простите за, может, нетактичный вопрос и можете на него не отвечать - а чем вы первой не угодили?

- Тут нет никакого секрета. Она была известной художественной гимнасткой. Когда я уже играл в московском, "Динамо", она вдруг категорически заявила, что в мои 27 мне пора заканчивать с футболом. Что ей надоели машины, дубленки, вечные сборы и выезды, и я должен бросить это все и пойти работать школьным учителем физкультуры на 120 рублей. Я ответил: "Гаянэ, дорогая, я так не могу. Я болен футболом, во всяком случае пока не могу жить без него. И в будущем хочу создать свою детскую футбольную школу. Учителем физкультуры? Сейчас? Ни за что!" И она уехала, оставив меня с двумя сыновьями в Москве. А ведь еще недавно, в Киеве, мы с Леней Буряком считались двумя самыми домашними людьми в команде.

А потом я влюбился. По-настоящему. Она на 12 лет моложе меня, чуть ли не на голову выше, ослепительно красива и в то же время добра, нежна и - талантлива. Семь лет работала танцовщицей, солисткой ленинградского мюзик-холла. И я любил и люблю ее, как может любить только грек. Я считал, что недостоин ее. Долгие месяцы каждый день - я серьезно! - писал ей письма, часто - стихи. Звонил по нескольку раз на день из всех поездок. Однажды, когда я играл во второй лиге, мне в Горловке вратарь сломал челюсть в четырех местах. Выбивал мяч, а выбил мою голову. Так я позвонил ей и начал что-то мычать. Она подумала, что я пьяный...

В Ленинграде я два года зарабатывал себе на жизнь тем, что был помощником тренера "Кировца", иногда и поигрывал за них. А потом очутился в Америке - опять же благодаря ей, моей жене.

 

 

МАЛЬЧИШКИ ДАРЯТ МНЕ ПОДАРКИ ДАЖЕ НА ДЕНЬ МАТЕРИ

 

-Так что же привело вас за океан?

- Вообще-то я собирался ехать в Австралию выступать за тамошний греческий клуб - контракт был уже на мази. Но жена поехала в Лос-Анджелес на гастроли и осталась учиться в колледже. Отучилась, получила право на работу, устроилась в агентство моделей - и вызвала меня. Сейчас у нее, кстати, свой процветающий бизнес. Я, ни секунды не раздумывая, плюнул на австралийский контракт.

Визу, правда, удалось получить с трудом. Помог американский футболист Дэйл Малхоллэнд, который тогда играл за московский "Локомотив". Он привел меня в посольство к человеку, который оказался поклонником московского "Динамо" и хорошо меня помнил. Я сказал ему, что буду жить дома у Дэйла и лечить больное колено. И мне поставили визу.

 

- Говорят, вас в Америке на мини-футбол потянуло?

- Спустя несколько месяцев позвонил из Сан-Диего мой друг и одноклубник по московскому "Динамо" Саша Головня. Сказал, что играет в профессиональной мини-футбольной ("индор" - так это здесь называется) лиге за клуб "Сан-Диего Соккерз", который уже 10 лет подряд становится чемпионом США. Как потом выяснилось, никто в мире - ни "Барселона", ни "Фламенго", ни "Спартак", ни киевское "Динамо", приезжавшие за эти годы в Штаты, - "Соккерз" обыграть не могли. Головня был к тому времени уже двукратным чемпионом Америки. И он говорит - приезжай, мол, тренеру о тебе я уже сказал. Я приехал, попал на предсезонный просмотр, когда тренеры проверяют по сотне новичков в день. И меня взяли. Полгода, правда, не играл, потому что из союзной Федерации футбола никак не присылали трансферный сертификат - видимо, на мне, давно закончившем активную карьеру, кто-то решил нажиться. Но потом его все-таки прислали, и полтора года я был в "Соккерз". Имею титул чемпиона США по мини-футболу.

 

- Вы хотите сказать, что на деньги от мини в Штатах можно прожить?

- Как это ни странно, да. Контракт был вовсе не нищенский - 26 тысяч долларов в год. Плюс еще 8 - за чемпионство. Это деньги среднего американца. А насколько популярен "индор" тут - в жизни не поверите. Дворец спорта на 17 тысяч каждый матч забивался до отказа! И в каждом матче надо было выкладываться до отказа, иначе местная пресса немедленно предполагала, что "русские" Хапсалис и Головня наверняка вчера выпили по бутылке водки.

Но в 36 я решил с "Соккерз" контракт не продлевать. Все-таки возраст такой, что тяжело играть и тренироваться в таком режиме. К тому же, если честно, я за полтора года до того так хотел получить этот контракт, что в бумагах омолодил себя на четыре года. Иначе меня могли забраковать с самого начала. Приходилось пахать, как молодому. Но рано или поздно это должно было закончиться.

 

-И тогда вы взялись за свою, сегодняшнюю школу?

- Да, я приступил к реализации своего старого замысла. Я еще в Союзе лелеял мечту - открыть школу детей на 500, причем чтобы она была не только футбольной, но и общеобразовательной. И чтобы было несколько прекрасных полей, база, гостиница со всеми условиями для жизни и тренировок. Там надо мной смеялись, а растроганные американцы едва ли не плачут. Они готовы помочь. Уже два года мне предлагают хорошие деньги в одной полу профессиональной команде, но я не в состоянии предать детей и дело, которое начал. И я знаю, что своего добьюсь. Знаю, что у меня будет самая знаменитая детская футбольная школа в Америке. Пусть через 10, 20 лет, но это будет.

 

-А почему вас именно к детям потянуло?

- Я всегда обожал детей и умел находить с ними общий язык. У меня десятки фотографий времен киевского и московского "Динамо", когда я держу на руках ребенка кого-то из футболистов. Часто, когда приходил к кому-то в гости, забывал о хозяевах и шел к детям. Не поверите, но на все здешние семейные праздники - День отца, даже День матери - все мои ученики дарят мне подарки. Я же с ними провожу больше времени, чем их родители...

 

-С чего начиналась ваша школа?

- С 5-6 детей эмигрантов из России. Я нашел парк, который теперь иначе, как "парк Хапсалиса", никто и не называет. С названием школы проблем не было. Конечно же, "Динамо"! Купил ворота, которые привожу и ставлю во время тренировок. Друзья, которые живут в Штатах уже помногу лет и имеют свой бизнес, помогли с формой. В местной русскоязычной прессе дал объявления, несколько раз выступил по русскому телевидению. А еще до того по совету Анатолия Бышовца изучил массу литературы по физиологии и психологии детей. И теперь счастлив хотя бы потому, что за 4 года ни один ребенок еще не сказал, что ему скучно на тренировке.

 

-Школа - чисто русская?

- Ни в коем разе! К примеру, в команде мальчиков до 12 лет американцев - 85 %. Чем известнее становится школа, тем охотнее американские родители приводят ко мне своих детей. Сначала не очень доверчиво приглядываются, но, когда видят, как я люблю детей и эту работу, отдают мне своих отпрысков.

 

-Вашего английского хватает, чтобы с ними работать?

- Когда-то я сказал детям: если делаю ошибку, не бойтесь поправить. На первых порах тренировки превращались в уроки английского. Но со временем я заговорил. Потому что не только общался с детьми, но все время читал газеты, книги, смотрел фильмы, выписал 10 тысяч слов, которые до сих пор повторяю каждый день. И теперь у меня с этим нет никаких проблем.

 

-Сколько детей сейчас в школе?

- Больше 70. Большинство занимается за деньги - те, кто ходит 5 раз в неделю, платят 100 долларов в месяц, 4 - 80 долларов. Но некоторые дети учатся у меня бесплатно. Это дети из семей, которые только приехали из России и пока не имеют денег, чтобы платить мне. Если бы за деньги занимались все без исключения, то я бы уже смог нанять двух помощников, которые в смысле тренировок могли бы меня немного разгрузить. А сейчас, если учесть еще и взрослую команду - в своей любительской лиге Лос-Анджелеса мы выиграли 3 последних чемпионата из 5, то работаю без выходных - 7 дней в неделю. Устаю страшно, но не могу представить свою жизнь без этих детей. Очень многие постоянно гостят у меня дома, где я устроил что-то вроде видеоклуба, - десятки пацанов приходят смотреть "Милан" и "Аякс", "Ювентус" и "Барселону". Недавно приезжала детская команда из Тбилиси, так шестеро детей вообще жили у меня. Я к этому уже привык. И жена тоже.

 

-А ваши собственные дети сейчас где?

- Увы, оба в Киеве. Но надеюсь, что хотя бы старшего, которому 19, увижу здесь в недалеком будущем. А пока всю любовь отдаю тем мальчишкам, с которыми работаю.

 

-Вернуться никогда не хотели?

- Хотел - к тем людям, с которыми провел свои лучшие футбольные годы. В Киев, к своим старым друзьям. И я был там. Но я бы никогда не хотел мучиться, как, к примеру, Володя Лозинский, который тренирует вторую команду "ЦСКА-Борисфен". Когда я увидел, с какими мячами они занимаются, мне стало за них очень больно. А то, что я сам для себя создал здесь, я бы никогда не смог сделать в России или на Украине. У меня СВОЯ школа, СВОЯ команда. Это потрясающее чувство. И я, как герой Сент-Экзюпери, в ответе за тех, кого приручил.

 

Передает - greece-portal.ru